Join the new world

Текст нагло сворован у классиков.
И вот из большого телекрана в стене вырвался отвратительный вой и скрежет — словно запустили какую-то чудовищную несмазанную машину. От этого звука вставали дыбом волосы и ломило зубы. Ненависть началась.

Как всегда, на экране появился враг народа Пётр Арнольдович Пирогов. Зрители зашикали. Маленькая женщина с рыжеватыми волосами взвизгнула от страха и омерзения. Пирогов, отступник и ренегат, когда-то подавал большие надежды, но оказался дураком и никчёмным фейлером. Из его теорий произрастали все дальнейшие преступления против еРоссии, все вредительства, предательства, ереси, уклоны.

Он напоминал кота, и в голос был отталкивающим, а в сообщениях постоянно были орфографические ошибки. Как всегда, Пирогов злобно обрушился на официальные доктрины; нападки были настолько вздорными и несуразными, что не обманули бы и ребенка, но при этом не лишенными убедительности, и слушатель невольно опасался, что другие люди, менее трезвые, чем он, могут Пирогову поверить. Он поносил «илиту», он обличал её диктатуру и говорил , как плохо «при них» и хорошо будет «при нас».

И все время, дабы не было сомнений в том, что стоит за лицемерными разглагольствованиями Пирогова, позади его лица на экране маршировали бесконечные венгрерско-аргентинские колонны: шеренга за шеренгой кряжистые солдаты с невозмутимыми азиатскими физиономиями выплывали из глубины на поверхность и растворялись, уступая место точно таким же.

Невыносимо было видеть это самодовольное кошачье лицо и за ним — устрашающую мощь венгерско-аргентинских войск; кроме того, при виде Пирогова и даже при мысли о нем страх и гнев возникали рефлекторно. Ненависть к нему была постояннее, чем к Венграм, Румынам или Аргентинцам , ибо когда еРоссия воевала с одной из них, с другой она обыкновенно заключала мир. Но вот что удивительно: хотя Пирогова ненавидели и презирали все, хотя каждый день, но тысяче раз на дню, его учение опровергали, громили, уничтожали, высмеивали как жалкий вздор, влияние его нисколько не убывало. Все время находились, новые простофили, только и дожидавшиеся, чтобы он их совратил.

Ко второй минуте ненависть перешла в исступление. Люди вскакивали с мест и кричали во все горло, чтобы заглушить непереносимый нудящий голос Пирогова. Один конгрессмен позади закричал: «Подлец! Подлец! Подлец!» — а потом схватил тяжелый ледоруб и запустил им в телеэкран.

…

С затянутой кумачом трибуны выступал оратор из внутренней партии — тощий человечек с необычайно длинными руками и большой лысой головой, на которой развевались отдельные мягкие прядки волос.

Корчась от ненависти, карлик одной рукой душил за шейку микрофон, а другая, громадная на костлявом запястье, угрожающе загребала воздух над головой. Металлический голос из репродукторов гремел о бесконечных зверствах, бойнях, выселениях целых народов, грабежах, насилиях, пытках военнопленных, бомбардировках мирного населения, пропагандистских вымыслах, наглых агрессиях, нарушенных договорах.

Он требовал заливать всё новый и новый дамаг в Битве против Аргентины и выполнять все приказы от МО. Речь продолжалась уже минут двадцать, как вдруг на трибуну взбежал курьер от ***тько и подсунул оратору бумажку. Ничто не изменилось ни в голосе его, ни в повадке, но все поняли: теперь мы экономим дамаг, чтобы не вылететь в 4-й див!

В следующий миг возникла гигантская суматоха. Все плакаты и транспаранты на площади были неправильные! Вредительство! Работа пироговских агентов! Была бурная интерлюдия: со стен сдирали плакаты, рвали в клочья и топтали транспаранты. Разведчики показывали чудеса ловкости, карабкаясь по крышам и срезая лозунги, призывающие упороться в борьбе против Аргентины, трепетавшие между дымоходами. Через две-три минуты все было кончено. Оратор, еще державший за горло микрофон, продолжал речь без заминки, сутулясь и загребая воздух. Еще минута — и толпа вновь разразилась первобытными криками злобы.